Что касается приемов ведения оборонительного боя, то указания «Науки побеждать» и приказа, отданного в Валеджио, рекомендуют обороняющейся пехоте одно и то же: подпустить противника без выстрела на 60—80 шагов, встретить его на этой дистанции огнем, а при сближении до 30 шагов самой броситься в штыки. Представляется, что это полностью противоречит указаниям для наступающего (который должен вести огонь с 250—300 шагов). Необходимо учесть, однако, что Суворов имеет в виду в положении обороняющегося свои, обученные и воспитанные по-суворовски войска. Для таких войск самым выгодным было не остановить противника огнем на большом расстоянии, а дать ему подойти на дистанцию, при которой штыковая схватка становилась неизбежной, ошеломить его верным огнем с близкой дистанции, а затем опрокинуть штыковым контрударом. Таким образом, противник должен был быть не только отбит, но и разбит.

Весьма существенным отличием применения боевого построения у Суворова от западноевропейской линейной тактики было совершенно новое отношение Суворова к вопросу о сохранении непрерывности и равнения боевой линии. Жесткие, формальные требования западноевропейской тактики в данном вопросе, лишавшие войска подвижности на пересеченной местности, являлись, как указано выше, одним из главных недостатков этой тактики. Подход Суворова к рассматриваемому вопросу совершенно иной.

В приведенном в книге Д. Д. Зуева приказе Суворова в Валеджио сказано очень четко: «... уже неприятель близко, линия формируется в мгновение ока без педантизма, скорым шагом; если разорвана — не беда...»22 Совершенно то же, только в менее жесткой форме, находим в приказе перед сражением на Треббии (от 6 (17) июня 1799 г.): «Если паче чаяния неприятель нас встретит, тотчас строиться в линию без замешательства, но и без педантизма или лишней точности»

23. С этими тактическими формами Суворову пришлось выступить в 1799 г. и против нового противника, чей способ ведения боя был принципиально отличным от линейной тактики армий западноевропейских монархических государств. Этот новый способ рассмотрен в разделе 2 главы V. Здесь действия суворовской пехоты приобрели более сложный характер.

Заметим, что в первоначальном варианте французская система являлась в своей основе развитием «огневой» [тактики и была отнюдь не близкой, а вернее, даже более Ёдалекой от смысла суворовской тактики, чем старые (методы XVIII в. Только позднее, начиная с кампании 1796 г., когда французская армия дисциплинировалась и появились генералы, сумевшие твердо взять войска в руки, количество рассыпанных стрелков в бою сокращается (до 25 — 30%), а штыковые атаки колонн становятся (ощутимым фактором. Иначе говоря, сочетание огневого удара и удара холодным оружием стало ближе к оптимальному. Однако даже и в этот период (включающий и (суворовскую кампанию 1799 г.) стрелковые методы ведения боя у французов доминировали.

Наконец, необходимо указать, что при положительных сторонах французская тактика имела и существенные изъяны. Отмеченное выше разделение функций между цепями и колоннами приводило к тому, что при атаке значительная часть войск оставалась неиспользованной, ибо рассыпанных в цепи стрелков было очень трудно поднять и бросить в штыки вместе с колоннами. В то же время всегда существовала опасность, что энергичным натиском противника стрелковая цепь будет опрокинута, а при своем бегстве она увлечет и колонны. Именно это и произошло в бою 20 сентября (1 октября) 1799 г. в Мутенской долине.

Огонь французских стрелков был грозен для медлительных, служивших прекрасной мишенью линий австрийцев или пруссаков. Но совсем другие, отнюдь не высокие результаты давала французская тактика при столкновениях с войсками, воспитанными и руководимыми Суворовым.

Что же противопоставил великий полководец этой системе? Вопрос является наиболее сложным из всех, относящихся к тактической стороне военного искусства Суворова. Он стал таким еще и потому, что трактовка его в нашей литературе неоднозначна, она сведена к проблеме отношения Суворова к системе «цепь — колонна». Вопрос оказался существенно упрощенным, ибо главное заключалось отнюдь не в этом.

Если   брать   формальную   сторону,  то  в  документах Суворова по боевой подготовке и в фактах боевой деятельности его войск встречаемся с этими формами по отдельности неоднократно.

Суворов предусматривал и фактически использовал возможности егерской пехоты к действиям в рассыпном строю в условиях пересеченной, особенно лесистой, местности, что отвечало сложившейся в русской армии практике применения егерей и существовавшим инструкциям. В приказе 1794 г. Суворов указывает: «Неприятель, когда западает в лесном месте, выгонять его и там поражать пушечными выстрелами и егерями...»24 Примером такого применения егерской пехоты является и сражение при Рымнике, которое рассматривалось нами ранее.

Применение егерской цепи25 в качестве первой линии боевого строя, предшествующей сомкнутым построениям линейной пехоты, не было присуще тактике Суворова. В этом отношении его взгляды совпадали с принятыми в русской армии требованиями к использованию егерей. Специально разработанное М. И. Кутузовым руководство по использованию этой пехоты вполне ясно говорит о том, что цепью егеря действуют только в «закрытых» и «трудных» местах, а «на ровном месте ... рассыпное действие было бы уже неспособно»26. Когда Суворов на Треббии 7 (18) и 8 (19) июня 1799 г. ставил егерские батальоны в головной эшелон правофланговой (ударной) группы войск (диспозиция Суворова к сражению) , он, очевидно, имел в виду обеспечение выдвижения основных сил группы к полю сражения и развертывания их в трудных условиях местности. О действиях егерских батальонов в рассыпном строю в ходе боя в документах Суворова не упоминается.

Однако следует подчеркнуть, что при необходимости обычная, линейная пехота Суворова (мушкетерские и гренадерские части) с успехом действовала отчасти или полностью в рассыпном строю. Необходимость могла быть вызвана особо сложными условиями местности или возникновением задач, обычно возлагаемых на егерей, при их отсутствии. С такими особо сложными условиями местности пришлось встретиться суворовским войскам в Швейцарии осенью 1799 г. Само собой разумеется, что при преодолении горных склонов войска рассыпались на самые мелкие группы, действовали даже поодиночке. Действия в рассыпном строю в Швейцарском походе были предусмотрены Суворовым в предписанных им перед началом похода «Правилах ведения военных действий в горах»28. Другой случай—действия линейной пехоты в рассыпном строю из-за отсутствия егерей — имел место во время того же Швейцарского похода, в бою в Мутенской долине 20 сентября (1 октября) 1799 г. Полк Белецкого— обычный мушкетерский полк — прикрыл, действуя в рассыпном строю, развертывание в боевой порядок главных сил русского корпуса.

«Рассыпание» линейной пехоты без необходимости Суворов категорически отвергал. В русской армии такой прием и не был распространённым явлением. Та задача, которая выполнялась цепью либо рассыпанными стрелками, задача преимущественно огневого характера, в тактике Суворова выполнялась отчасти выделением специальных стрелков, отчасти же тем, что огневой бой и штыковой удар у него не распределялись по соответствующим элементам боевого строя пехоты, а исполнялись всей массой пехоты.

Касаясь вопроса о применении Суворовым для атаки сомкнутых («густых» или «глубоких») колонн, необходимо особо оговориться в отношении штурма долговременных укреплений (Краковский замок, Измаил, Прага). Ясно, что в этом случае колонна являлась единственной формой построения штурмующих войск; такая форма была общепринятой и в России и на Западе.

Изучение суворовских документов, принадлежащих современникам описаний боев суворовских войск, показывает, что в полевом бою данный вид боевого строя до второй половины 90-х годов уже использовался Суворовым. Прежде всего это происходило в особых условиях (местность, темнота, бой в населенном пункте и т. д.). Широко использовалась колонна и для маневрирования на поле боя (с последующим развертыванием) или для атаки полевых укреплений.

В приказе по резервному корпусу 1774 г. Суворов требует обучать войска действиям в колоннах, имея в виду атаку полевых укреплений. При этом предусматривается вариант атаки укреплений и в линейном построении: «...надвинувши близ ретраншаментного рва прежде сей линейный фронт ... построить и оным быстро ретраншамент перелезть»2У. Далее, в ряде документов Суворов рекомендует применять «глубокие» колонны для маневрирования, преодоления дефиле и сближения с противником с последующим развертыванием в линейное построение. Подробно о таком использовании колонн Суворов пишет в приказе по боевой подготовке войск 1794 г., имея в виду главным образом действия в лесистой местности: «Дебушировать * с лесу, чрез мосты, ущелья, улицы, случилось бы линиям в разные колонны*; частями сим при депло-ядах в поле, соединяясь, строитца весьма поспешно в линию...»30

Сочетание колонны с рассыпным строем стрелков в боевых действиях против турецких войск было применено Суворовым один раз — при втором поиске на Туртукай 17 (28) июня 1773 г. Приоритет русского военного искусства в данном вопросе очевиден: указанное событие произошло за 19 лет до сражения при Жемаппе. Элементы такого же построения, т. е. колонны и рассыпной строй по отдельности, встречались у русских и в Семилетнюю войну. Таким образом, та форма, которая вошла в арсенал пехоты после Французской революции, была известна в русской армии ранее этого периода. Однако широко она не использовалась, и не это было специфически российским вкладом в развитие тактики. Все дело в новом содержании боя и подчинении форм строя главной установке—достижению победы.

В 1796 г., когда возникла перспектива участия России в войне против Французской республики, Суворов начал готовить войска к борьбе против этого нового противника. Еще весной 1795 г. Суворов разработал окончательный текст «Науки побеждать». В нем он указывает с полной определенностью, что французские войска, которые «воюют на немцев и иных колоннами ... нам ... бить колоннами же». В состав «Ученья разводного» была включена сквозная атака колонной на колонну31.

Однако в указаниях по тактике и боевой подготовке войск 1799 г., цитированных и частично проанализированных выше, которые составлены Суворовым тогда, когда он в ходе войны с Францией возглавил итальянскую армию союзников, нельзя найти никаких упоминаний о колоннах как о строе для атаки. Данные суворовские инструкции отличаются разработанностью, подробностью, охватом большого круга тактических вопросов. Было бы невероятно, если бы Суворов имел в виду применять в боях колонны для атаки и не дал никаких указаний относительно построения их и порядка ведения такой атаки. В недатированной инструкции времени Итальянской кампании имеется одно не вполне ясное место32, некорректное толкование которого может привести к выводу об обязательности батальонных колонн в предлагаемом Суворовым боевом построении.

К сказанному можно добавить, что, когда Суворов действительно хотел применить боевой порядок, составленный из рассыпного строя и колонн,—это было при подготовке к Швейцарскому походу,— он вполне четко и, кроме того, аргументированно писал об этом в инструкции от 9 (20) сентября 1799 г. («Единою только твердою и непоколебимою подпорою колонны можно придать мужества и храбрости порозно рассеянным стрелкам...» и т. д.33).

Как это видно из дошедших до нас документальных описаний сражений Итальянской кампании, воспоминаний очевидцев и участников (например, И. О. Попадичева), воспроизведенных в литературе архивных планах сражений3 , колонны для атак в этой кампании Суворовым, как правило, не применялись, кроме одного случая, впрочем, весьма характерного. Таким исключением стало крупное и важное сражение при Нови 4 (15) августа 1799 г. Союзным войскам пришлось атаковать крутые скаты занятых французами высот; подступами к их позиции являлись узкие лощины, прорезавшие склоны, и тропинки между росшими на склонах густыми виноградниками. Используя эти подступы, войска Суворова, само собой разумеется, свертывались в колонны, маневр для Суворова характерный. Вполне вероятно, что, приблизившись таким образом к противнику, войска шли в атаку, сохраняя построение в колонны35.

Рассматриваемый вопрос об отношении Суворова к новым тактическим формам—рассыпному строю и колоннам— осложнен тем, что в нашей литературе сложилась несколько упрощенная трактовка вклада великого полководца в развитие тактики. Правильно указывая на принципиальность этого вклада, некоторые авторы видят его в том, что Суворов широко применял характерные для французской армии после 1792 г. элементы построения, и прежде всего сочетание рассыпного строя и колонн, но сделал это раньше французов. Сторонников указанного взгляда находим и среди досоветских авторов (Н. А. Орлов, В. И. Баскаков), и среди некоторых советских военных историков. Утверждение, что Суворов широко применял в полевом бою колонны и стрелковые цепи, встречаем в брошюре Г. П. Мещерякова и Л. Г. Бескровного . Последний автор в более поздних работах расширил данную концепцию, выдвигая положение, что уже в ходе русско-турецкой войны 1768—1774 гг. «наметился переход от линейной тактики к тактике колонн и рассыпного строя»37. А. Н. Боголюбов дает схему боевого порядка Суворова, составленного из рассыпного строя, линии развернутых батальонов, третьей линии из батальонных колонн и резерва также в колоннах38. Данная схема повторена в труде А. А. Строкова39. И. И. Ростунов доводит число линий, образованных батальонными колоннами, до двух40. Ни А. Н. Боголюбов, ни И. И. Ростунов не подтверждают указанные свои положения какими-либо ссылками на источники или другими аргументами. А. А. Строков, излагая в тексте построение боевого порядка Суворова (который показан на упомянутой схеме), ссылается на недатированную инструкцию Суворова 1799 г.41 Остановимся на этом источнике.

Во всем тексте инструкции слово «колонны» вообще не встречается; идет речь о ведении наступления в обычном линейном боевом порядке. Одно лишь место инструкции допускает возникновение предположения, что здесь говорится о колоннах: «Вторая линия подвигается вперед сомкнуто и держа ружья на плече вслед за первою на дистанции 200 шагов, имея между батальонами 300 шагов интервала»42. Выражение «сомкнуто» можно понимать так, что батальоны второй линии свернуты в батальонные колонны (понимание отнюдь не обязательное, поскольку обычный трехшереножный строй был тоже сомкнутым). Если принять, что на развернутый батальон численностью 800—900 человек приходилось по фронту 300 шагов или несколько больше и что в линиях было равное число батальонов, то можно согласиться с некоторой натяжкой (при расчете нужно бы учитывать ширину фронта батальонной колонны), что батальоны второй линии, сомкнутые в колонны, размещались с интервалами в 300 шагов. Но в действительности Суворов, вероятно, имел в виду, что число батальонов во второй линии было просто вдвое меньше, чем в первой (что было типично для применяемых им в 1799 г. боевых порядков). Можно поставить еще один вопрос: если батальоны второй линии и двигались в ходе сближения с противником в колоннах, то не развертывались ли они, вливаясь в ходе боя в первую линию?

До конца ясного ответа на этот вопрос нет. Однако, определенный свет на него проливает одно из указаний М. И. Кутузова по тактике, относящееся ко времени кампании 1805 г.: «Часто случаться будет надобность формировать батальонные колонны как для проходу сквозь линии, так и для лучшего наступления в трудных местах...»43 Указание вполне понятное: речь идет о построении в колонны батальонов второй линии и вводе их в бой в том же построении. Не исключено, что этим руководствовался и Суворов. Однако, как следует из всего анализа, предпринятого выше, колонна не была в тактике Суворова господствующей формой боевого строя.

Нет никакой необходимости и не имеется никаких оснований упрощать вопрос, делать систему «рассыпной строй —колонна» единственным способом выхода за пределы линейной тактики в ее классическом выражении. Суворов покончил с нею не посредством только эволюции боевого строя, хотя и эта сторона отчетливо прослеживается в его деятельности, но главным образом тем, что он нашел оптимальный в тех условиях способ сочетания огня и удара холодным оружием. Думается, что ошибочность взглядов упоминавшихся уже военных историков проистекает оттого, что весь вопрос сводится к изменениям в формах строя пехоты, в то время как иные стороны тактики здесь остаются совсем или почти совсем за пределами анализа. Между тем именно в этих иных сторонах—в положениях общей тактики и в ударном характере тактики пехоты — в наибольшей мере проявился отход Суворова от линейной системы и переход на новую ступень развития военного искусства. Неправильно сводить эту проблему, вольно или невольно, только к формам боевого построения. В использовании таких форм для удара и в построении общего боевого порядка заключалось важнейшее отличие тактики Суворова и от отживавших традиций линейной тактики, и от приемов ведения боя, выдвинутых первоначально французскими республиканскими войсками.

Чем же объяснить тот факт, что Суворов не применил в сражениях 1799 г. колонны, как собирался это сделать, когда им составлялась «Наука побеждать», и как им было указано в этом важнейшем его произведении?

Само собой разумеется, не может быть и речи о том, что у Суворова появилось к 1799 г. какое-то принципиальное отрицательное отношение к колоннам в качестве боевого строя. Ведь и раньше он применял его, и с успехом. Если нужны доказательства сказанному, можно сослаться на цитированную инструкцию по ведению военных действий в горах.

Решение вопроса заключается в том, что Суворов, очевидно, имел в 1799 г. уже другое представление о французской тактике, чем в 1796 г. Для того чтобы судить о реальных характерных чертах тактики ожидаемого противника (французов), Суворов в 1796 г. располагал слишком недостаточной и, возможно, не вполне достоверной информацией. Он, по-видимому, опирался на имевшиеся сообщения о грозном воздействии атак французской пехоты в колоннах на линейные построения австрийцев и их союзников. На основе такого представления Суворов считал целесообразным противопоставить колоннам противника свои колонны.

Представлял ли себе Суворов применение колонн как боевого строя в сочетании с развернутым строем батальонов? Для того чтобы судить об этом, данных нет. Во всяком случае сочетание колонн с рассыпным строем не имелось в виду: о рассыпном строе в «Науке побеждать» ничего не говорится.

Суворов смог ознакомиться с истинным характером тактической картины боев войны Французской республики с Первой коалицией, когда весной 1799 г. на пути в Италию и по прибытии туда получил возможность общения с австрийскими генералами и офицерами — участниками предыдущей войны. Выяснилось, что фактически центр тяжести французской тактики лежал скорее в огневом бою рассыпных стрелков, чем в ударе колоннами. Это подтвердилось и в дальнейшем, в сражениях Итальянской кампании. Такой способ ведения боя противником требовал иного учета, чем это было предложено в «Науке побеждать». Вести наступление в боевом строю, составленном из колонн, против «роев» французских стрелков было нецелесообразно; это могло лишь привести к большим потерям от их огня.

Огневая подготовка атаки в сомкнутом строю, как это стало ясно в 1799 г., была совершенно необходима. Полевая артиллерия, при ее состоянии в рассматриваемое время, не имела достаточных возможностей, чтобы полностью принять на себя эту задачу. В то же время «рассыпать» значительную часть своей пехоты Суворов определенно не хотел. Он не собирался перенимать французскую тактику в том виде, в каком узнал ее достоверно к началу Итальянской кампании. Это понятно: первостепенная роль ружейного огня пехоты, постепенное изматывание таким путем противника, недостаточно решительный характер ведения боя были в корне чужды духу тактики Суворова.

Оставалось пойти по пути использования для огневой подготовки атаки ружейной стрельбы развернутых батальонов и огня орудий полковой артиллерии. Развернутый трехшереножный строй мог выполнять в ходе боя и задачу штыкового удара. Что касается выгод колонны перед развернутым строем при штыковом столкновении в чисто механическом отношении (давление задних шеренг на передние), то они были весьма незначительными в сравнении с моральными качествами и подготовкой войск. А русская пехота, подготовленная Суворовым, в этом отношении не имела себе равных.

К тому же, учитывая обстановку, Суворов в определенных аспектах изменил построение войск. На трудной, пересеченной виноградниками, изгородями, канавами и каналами местности Северной Италии, представлявшей крупные выгоды для подвижных масс («роев») французских стрелков, стремительные атаки суворовской пехоты могли не принести успеха сразу, при всем желании добиться этого. Выбив противника из одного местного укрытия, приходилось приступать к атаке нового, а иногда отражать контратаки противника. В ходе наступления возникали паузы, во время которых неизбежно завязывался стрелковый бой. Что бои в Северной Итали приобретали затяжной характер, с полной несомненностью свидетельствует продолжительность их. Например, сражение на Тидоне—Треббии, как известно, продолжалось три дня.

Необходимо было предохранить линейную пехоту от изматывания в огневом бою во время указанных пауз; нужно было создать прикрытие для развернутых батальонов, которое предотвратило бы поражение их прицельным огнем французских стрелков. Суворов организовал такое прикрытие путем использования некоторой части линейной пехоты (отборные меткие стрелки).

Выделение специально обученных отборных метких стрелков (называемых в суворовских документах «выборными» или «ротными» стрелками, иногда просто «стрелками») было введено Суворовым в практику еще задолго до 1799 г. Упоминания о них в приказах 1774 г. и 1778 г. и в «Науке побеждать» были приведены выше. В приказах, относящихся к началу кампании 1799 г., содержатся аналогичные указания об отборных стрелках, причем они сочетаются с требованием не рассыпать в бою линейную пехоту. В приказе, отданном в Валеджио, сказано: «Вместо рассыпных застрельщиков в каждом капральстве * иметь по четыре хороших стрелка. Они стреляют в ранжире (в своем ряду и в шеренгах), а могут также несколько и выбегать вперед»44. В приказе от 3 (14) апреля Суворов требует: «В каждом взводе** свои четыре стрелка, они вольны стрелять когда хотят, даже выбегать вперед, если то позволено, они не помешают фронту атаки, а службу сослужат лучше фрейшюцов»45. (Под «фрейшюцами» Суворов подразумевал перешедших в рассыпной строй солдат австрийской линейной пехоты.) Ранее уже было указано, что повторные запрещения Суворова использовать линейную пехоту в рассыпном строю относились главным образом к австрийским войскам, где такая тенденция, выросшая из стремления подражать противнику, получила значительное распространение и уже не достигала необходимого результата: атаковать было некому.

Можно думать, что на открытой местности способ ведения атаки суворовской пехоты сводился к быстрейшему сближению с противником для удара в штыки. Отборные стрелки не покидали своих мест в шеренгах. Огневая подготовка, начинавшаяся на дистанции около 300 шагов, была очень короткой, основную роль здесь играл не ружейный огонь, а картечь полковой артиллерии, после чего пехота безостановочно двигалась и сходилась с противником, как это детально разъяснено во многих цитированных выше суворовских инструкциях.

На пересеченной местности (на такой местности пришлось сражаться войскам Суворова на Треббии, отчасти и при Нови) указанный способ действий был неосуществим. Вести атаку безостановочно было невозможно; при преодолении местных препятствий в наступлении возникали паузы и огневой бой с рассыпанными французскими стрелками затягивался. Во время таких пауз отборные стрелки выдвигались вперед и принимали задачу ведения огневого боя на себя. Их было немного (80 человек на батальон пятиротного состава), но задержать на некоторое время приближение стрелков противника они могли. Интересно отметить, что Суворов привлекал к стрелковому бою также и казаков. Участник кампании Грязев рассказывает в своих воспоминаниях, как при Нови казаки, рассыпавшись, вели перестрелку с французскими стрелками, заманивали отдельные группы или одиночных стрелков, отрезали и брали их в плен46. Когда пехота Суворова преодолевала местное препятствие (для чего батальонам приходилось расчленяться) и смыкалась, отборные стрелки возвращались на свои места в строй, очистив фронт перед развернутыми частями, и тогда возобновлялись наступательные действия в соответствии с инструкциями.

Приведем очень интересное свидетельство участника кампании 1799 г., ветерана суворовских походов И. О. По-падичева. Попадичев, как видно из текста цитируемого отрывка, был в числе упомянутых отборных метких стрелков. О сражении на Треббии он рассказывает следующее:

«Перестрелки шли жаркие да упорные, так что кроме своих 60 патронов иногда на случай возьмешь патронов 100 и таскаешь их за обшлагами, по карманам, а суму горой набьешь, так что и крышки не закрываешь». Далее речь идет о третьем дне сражения (8(19) июня 1799 г.): «Тут выстроились поротно в колонны — каждая рота по тогдашнему расчету стала особо в колонну по 4 взвода, и пошли у нас движения, где колоннами, а где так и выстраивали фронт... Я был в стрелках и, пробравшись с тремя товарищами влево, стрелял по французам. Наконец, от-частых выстрелов ружье так разгорелось, что в руках нельзя было держать. Я припал за камень, чтобы оправить ружье... После этого долго еще перестреливались, покуда наконец к вечеру не умолкнул бой»47.

В живых словах этого рассказа мы видим, как суворовская пехота маневрирует на поле боя в колоннах (очевидно, при необходимости преодолеть местные препятствия—канавы, каналы, изгороди, стены) и развертывается для атаки, а временами ведет упорный огневой бой, длящийся часами и приводящий к расходу более 100 патронов на человека. Избежать длительных перестрелок, принципиальным противником которых был Суворов, практически в данных условиях удавалось не всегда.

С такой примененной к местности и противнику, но сохранившей в основе свой самобытный характер тактикой суворовские войска побеждали французов в исключительно благоприятных для последних условиях Северной Италии, порой (как было на Тидоне и Треббии) при значительном численном превосходстве последних. Когда же противникам пришлось сойтись на открытой местности, как это случилось 20 сентября (1 октября) 1799 г. в Мутенской48 долине, превосходство суворовских войск и их тактики выяснилось с предельной ясностью.

Рассмотрим в качестве примера этот весьма замечательный в ряде отношений бой. В нем Суворов лично не командовал войсками. Однако там участвовали его войска, им обученные и побеждавшие под его водительством в течение нескольких месяцев Итальянского и Швейцарского походов. Бой велся ими в точном соответствии с инструкциями Суворова и вполне может быть отнесен к числу образцов его тактики.

Стратегическая обстановка, в которой произошел бой, известна, она изложена в предшествующей главе. В рассматриваемый день корпус Розенберга, оставленный в Мутенской долине, прикрывал с тыла действия главных сил Суворова, которые двинулись на восток через перевал Прагель, чтобы проложить путь из окружения. Со стороны Швица (с запада) войскам Розенберга угрожали крупные силы французов, командование над которыми принял сам Массена (командующий французской армией в Швейцарии). Французы сделали первую неудачную попытку наступать от Швица еще накануне, не вполне сосредоточившись. Закончив сосредоточение, с утра 20 сентября (1 октября) они вновь двинулись в Мутенскую долину с намерением решительно атаковать русских.

Численность французских войск составляла приблизительно 11 тыс. человек49. Из этих войск Массена направил небольшую   колонну   (по-видимому,   1—2   батальона)   в обход правого фланга русских по горным склонам. Она была намеренно заведена проводниками-швейцарцами в горы и участия в бою не приняла50. Если исключить ее численность из указанной суммарной, получим около 10 тыс. человек, участвовавших в бою. Численность войск Розенберга до начала Швейцарского похода составляла 9960 человек51. Если учесть потери за период от начала похода до боя и вычесть численность одного полка, который утром 20 сентября (1 октября) епде спускался в долину с перевала Кинциг-Кульм и не принял участия в бою, то получим, что у Розенберга было не более 7000 человек. Следовательно, соотношение сил было более чем 1,4:1 в пользу французов.

Местность западнее местечка Муотаталь, на которой разыгрался главный акт боя, представляет собой открытую равнину шириной 800—1000 м, окаймленную горными склонами.

Полк Белецкого (мушкетерский), составлявший боевое охранение русских, под давлением наступавшего противника медленно отходил, ведя огневой бой, в рассыпном строю. Между тем главные силы русских построились в боевой порядок на левом берегу р. Муоты, западнее Муотаталя52.

Французы наступали в своем обычном боевом порядке: впереди рассыпанные стрелки, во второй линии колонны. Наступали они бодро, очевидно сознавая свой численный перевес.

Когда французские войска приблизились к главной позиции русских, полк Белецкого, разомкнувшись, отошел к флангам, и французы увидели перед собой весь русский корпус, развернутый в две трехшереножные линии53 с конными казаками на крыльях. Французы усилили стрелков и продолжали продвигаться вперед.

ЧИТАТЬ ДАЛЬШЕ