|
|
 | |  |
|
Последние годы Ивана Грозного (Зимин А. А.) часть 2
Зимин А. А.
Последние годы Грозного
часть 2
Смерть
царевича Ивана резко изменила ситуацию при дворе Грозного. Наследником
престола становился Федор, за спиной которого явственно вырисовывалась
фигура Бориса Годунова. Однако на первых порах шурину наследника
пришлось туго. Годунов во время ссоры Грозного с сыном выступил на
защиту Ивана Ивановича, за что был жестоко избит царем. Войдя «во
внутренний кровы царевы», Годунов решился «просити от уязвления
благородного царевича Иоанна. Видев же сие дерзновение Борисово, —
повествуется в позднейшей Латухинской степенной книге, — государь
наполнися ярости, велий на него гнев возложи и истязание многое сотвори
и лютыми ранами его уязви». Потом братья Федор и Афанасий Нагие
говорили царю, что «Борис у него, государя, в близости пребывает, а за
оскорбление царево достойную честь ему не приносит». Тогда государь
«паки на Бориса возъярився». Далее рассказывается о том, как царь,
узнав, что раны Бориса лечит лекарь Строганов, пожаловал Строгановых
званием [93] «именитых людей». С тех пор они начали «именоватися с
вичем». Приведенная легенда явно носит позднейшие черты (Строгановы
получили право именоваться с «вичем» только в 1610 г.).44)
Слух
о защите Годуновым царевича, возможно, распускали доброхоты Бориса.
Вряд ли он соответствовал действительности. И при всем этом
рациональное зерно в легенде есть. В 1581 — начале 1584 г. Бориса не
было среди приближенных к царю лиц. По Д. Горсею, «семья Годуновых»
была недовольна предполагавшейся женитьбой Ивана IV на родственнице
английской королевы, и Годуновы якобы «устраивали заговоры с целью
уничтожить эти намерения».45) Позднее в имперских кругах распространено
было мнение, что царь исключил Бориса из состава регентов при
наследнике. Поговаривали, что царь хотел развести Федора с Ириной
Годуновой из-за ее бездетности. За всем этим стояло, думаю, другое.
Иван IV почувствовал опасность, которая грозила ему от нового «сильного
человека», стоявшего вблизи трона, и решительно отстранил Бориса от
участия в правительственных делах. Вопрос заключался только в том,
перерастет ли подозрительность царя в решение расправиться с Годуновым.
Смерть
старшего сына произвела на Грозного неизгладимое впечатление. 6 января
1583 г. в Троице-Сергиевом монастыре царь «плакал и рыдал» о царевиче
Иване. Одно время он подумывал отказаться от престола и уйти в
монастырь. А. Поссевино рассказывал, что Иван IV произнес покаянную
речь перед боярами, в которой обвинял себя во всех прегрешениях и
предложил подумать, кто бы из знати мог заменить его на престоле (Федор
не способен был управлять). Особенным вниманием царя стал пользоваться
боярин Н. Р. Юрьев, являвшийся как бы лидером земской знати,
пострадавшей в годы опричнины.46) Но, памятуя печальный опыт боярских
«выборов» преемника царя во время болезни Грозного 1553 г., члены Думы
ограничились тем, что просили его не покидать престол, не принимать
монашеский сан, а наследником оставить Федора. Да и вспышки гнева у
Грозного не прошли в связи с его покаянием. Так, в 1582/83 г. кн. В. И.
Шуйского выдали на поруки его меньшим братьям. В 1582 г. И. П. Шуйский
был отослан во Псков.47)
Тем не менее царь объявил о «прощении»
всех казненных им вельмож и начал рассылать щедрые вклады [94] в
монастыри на помин их душ. В 1581/82 г. в Кириллов монастырь послано
было 2 тыс. руб. по наследнике и по убиенным 4754 руб. Краткие списки
синодика по убиенным, включавшего 75 человек, отправляются 12 марта
1582 г. в Симонов монастырь, затем в Соловецкий и Псково-Печерский. 12
марта 1582 г. издается указ о наказании смертью всех ябедников,
доносивших о мнимых крамолах.48)
В 1582/83 г. после большой
подготовительной работы разосланы были по монастырям пространные списки
синодиков, содержащие поминовение 3300 (2060 безымянно) человек,
погибших в годы опричнины и последующее время. Произведен был разбор
опричной «рухляди» (конфискованного имущества опальных) и сделаны
громадные вклады в монастыри. Так, в Кирилло-Белозерский монастырь на
помин душ поступило 10 тыс. руб. В Иосифо-Волоколамский монастырь в
1582/83 г. поступило по царевиче Иване 1243 руб., а по опальным лицам в
1583/84 г. — 4 тыс. руб. В Симонов монастырь на поминовение погибших
пожертвовано было в общей сложности свыше 2200 руб., в Троице-Сергиев —
5 тыс. руб.49) И все это в условиях жесточайшего финансового кризиса.
Смерть
Ивана Ивановича и перспектива перехода трона к слабоумному Федору
заставили Грозного задуматься о судьбах престола. Ведь сын Дмитрий у
Марии Нагой родился только 19 октября 1582 г.50) Царем овладела
навязчивая идея породниться с английской правящей династией и с ее
помощью возобновить войну за Ливонию. Весной 1582 г. он направил в
Лондон своего доверенного Ф. А. Писемского для переговоров о брачных
планах царя. В невесты Грозный избрал племянницу Елизаветы Марию
Гастингс, о которой рассказал английский доктор Роберт Якоби (Роман
Елизарьев), прибывший в Москву 25 ноября 1581 г. Царь поручил Б. Я.
Бельскому, А. Ф. Нагому и дьяку А. Щелкалову — своим ближайшим
советникам — подробно расспросить Якоби о Марии.51) Пикантность
сватовства состояла в том, что у царя была жена. Но подобные мелочи не
смущали Грозного, коль скоро он считал, что речь идет о государственных
интересах, а их он всегда отождествлял с собственными.
Одновременно
со сватовством царя Ф. А. Писемский должен был добиваться заключения с
Англией военного союза (стоять «на всякого недруга заодин»), а также
вести переговоры о приглашении в Россию мастеров и ратных [95]
людей.52) Королева охотно соглашалась отпустить в далекую «Московию»
ратных людей и мастеров, но настаивала, «чтоб государь поволил»
торговать в России одним англичанам. О Марии Гастингс королева
уклончиво говорила, что ее племянница «не красна» лицом, к тому же
«неможет добре». Вот когда она выздоровеет, тогда царю будет послан ее
портрет («парсон»). Слухи о предполагаемой (теперь уже восьмой!)
женитьбе Грозного быстро распространились по стране. Позднее их
связывали с кознями Бомелия, уговаривавшего якобы царя «бежати в
Аглинскую землю и тамо женитися».53)
23 июня 1583 г. в бухту св.
Николая в устье Северной Двины прибыл английский посол Д. Боус.54)
Навстречу ему высланы были доверенные царя думные дворяне М. А. Безнин
и Д. И. Черемисинов. 15 октября посол въезжал в пределы Москвы. На
первом торжественном приеме, 24 октября, присутствовали окольничий С.
В. Годунов, кн. И. В. Сицкий, казначей П. И. Головин и те же думные
дворяне. К переговорам приступили 30 октября. Их вели Н. Р. Юрьев и Б.
Я. Бельский, а также дьяки А. Щелкалов и С. Фролов, представлявшие, как
уже отмечалось, две группы знати — земскую и опричную (дворовую). Речь
шла о широком круге вопросов, начиная от заключения военного союза и
сватовства Ивана IV и кончая условиями английской торговли в России и
приглашением мастеровых людей. Затянувшиеся заседания (30 октября, 6 и
28 ноября, 8 и 18 декабря, 12 января 1584 г.) не дали ощутимых
результатов. В придворных сферах отношение к англичанам было не
однозначным. Б. Годунов благоволил к ним. Земская часть знати (во главе
с Н. Р. Юрьевым и А. Щелкаловым) решительно возражала против
предоставления англичанам исключительных привилегий в торговле,
склоняясь к поддержке их соперников — голландцев. Дело дошло до того,
что А. Щелкалова отстранили от ведения переговоров.55)
И при
дворе Елизаветы не было единодушия по вопросу о характере
взаимоотношений с Россией.56) Посол Боус принадлежал к числу
противников русско-английского сближения. Если Иван IV хотел, чтобы
Англия вступила в войну против Батория и иных недругов царя, то
Елизавета не стремилась принимать какое-либо участие в вооруженных
конфликтах за Ливонию на стороне России. Боус уклончиво заявлял, что
королева может согласиться на заключение военного договора только в
случае, если [96] англичанам будет предоставлена монополия на морскую
торговлю с Россией. В частности, все ее северные порты должны быть
закрыты для купцов из других стран. Ссылаясь на болезнь Марии Гастингс
и ее возможное несогласие переменить вероисповедание, Елизавета
отказала Грозному в его матримониальных планах. Но Иван IV не терял
надежды. Он загорелся идеей, подсказанной ему Боусом, найти
какую-нибудь другую «племянницу» королевы и даже грозился, что если
Елизавета не пришлет ему невесту, то он сам, забрав казну, поедет в
Англию, где и женится на какой-нибудь родственнице королевы. Всерьез
подобные заявления царя англичане, конечно, не принимали. Не дали
результата и переговоры с Боусом, которые с начала февраля 1584 г.
велись в узком кругу (с Б. Я. Бельским и С. Фроловым).57)
Переговоры
с англичанами проходили в тревожной обстановке. Неспокойно было на
западных рубежах. Предстояла война со Швецией. Продолжалось восстание в
Казанской земле. На Рождество собраны были полки во главе с окольничим
Ф. В. Шереметевым. В январе 1584 г. они должны были идти из Мурома
«луговые черемисы воевать».58) И вот в разгар всех этих событий после
очередного приступа болезни 18 марта скончался Иван IV.59)
Наиболее
подробно рассказал о смерти Грозного Д. Горсей.60) Незадолго до смерти
царь приказал доставить к нему волхвов из Карелии. Распоряжение было
исполнено, и 60 колдунов поселили под стражей в Москве. Ежедневно их
посещал Б. Я. Бельский. Ему единственному дозволено было узнавать их
ворожбу. Чародеи «по звездам» предсказали смерть царя в определенный
день. Об этом Бельский доложить царю не осмеливался. Проведав о
предсказании, Грозный впал в ярость и сказал, что «очень похоже, что в
тот день они будут сожжены». Тем временем царю становилось все хуже. Он
не мог ходить. Его выносили каждый день с сопровождающими, чтобы он мог
любоваться своими сокровищами. Антрополог М. М. Герасимов, изучавший
останки Ивана IV, установил, что Грозный страдал отложением солей в
позвонках шеи и спины. Это почти лишало его подвижности и вызывало
сильные боли. В костях скелета было обнаружено и значительное
количество ртути — след старательного лечения. Оно, очевидно, было
безрезультатным, так как царь вряд ли отказывал себе в
удовольствиях.61) [97]
В полдень 18 марта 1584 г., т. е. в день,
когда волхвы предсказали царю смерть, Грозный, по словам Горсея,
пересмотрел завещание и отдал распоряжение приготовить ванну. Затем он
послал Бельского уведомить колдунов, что их зароют в землю или сожгут
за ложь, так как царь в день предсказанной ему кончины здоров, как
никогда. Однако волхвы продолжали настаивать на своем предсказании,
говоря: «День окончится, только когда сядет солнце». Около третьего
часу дня, приняв ванну, Грозный приказал Родиону Биркину принести
шахматы и позвал к себе Бельского, Годунова и слуг.62) Однако «вдруг
ослабел и повалился навзничь». Произошло замешательство, послали за
духовником и врачом. «Тем временем царь был удушен и окоченел».
Бельский и Годунов вышли на крыльцо и объявили о его кончине. Ворота
Кремля сразу же закрыли и стали надежно охранять. Проходя мимо Горсея,
Борис ему сказал: «Будь верен мне и ничего не бойся».63)
Существуют и другие версии смерти Грозного. По сообщению Боуса, царь умер «от пресыщения».64)
На
Руси ходили слухи о насильственной смерти Грозного. «Нецыи же глаголют,
— записал один летописец XVII в., — яко даше ему отраву ближние люди».
Намек на убийство царя Борисом есть и в новгородской летописи
(митрополит Дионисий обвинял его «за некое неправедное убийство»).
Совершенно определенно о причастности Годунова и Бельского к смерти
царя пишет дьяк И. Тимофеев: «Жизнь же яростиваго царя... преже времени
ближний сего зельства его ради сокращения угасиша: Борис... сложившийся
купно з двема в тайномыслии о убиении его с... царевем приближеным
возлюблюником... Богданом Бельским».65) Эту версию более подробно
изложил И. Масса. Царь, по его словам, «день ото дня становясь все
слабее... впал в тяжкую болезнь, хотя опасности еще не было заметно; и
говорят, один из вельмож, Богдан Бельский, бывший у него в милости,
подал ему прописанное доктором Иоганном Эйлофом питье, бросив в него яд
в то время, когда подносил царю, отчего он вскорости умер; так ли это
было, известно одному богу».66)
Иную версию передает П.
Одерборн: «Болезнь схватила тирана быстро и цепко. Несколько дней он
ничего не говорил, не ел, не пил, не издавал ни звука, как будто бы
немой. По прошествии нескольких дней к нему вернулась речь». Не раз он
начинал звать сына Ивана. Едва царю [98] стало легче, он захотел
овладеть Ириной Годуновой. Та закричала о помощи. Чтобы народ не узнал
об этом, царь велел казнить шесть человек, в том числе М. Шуйского
(такой, кстати, неизвестен). В течение нескольких дней Грозный трижды
впадал в забытье. Сутками лежал он без движений и наконец умер.67)
Как
окончил жизненный путь царь Иван — естественной ли смертью или с
помощью приближенных, — наверно, мы никогда не узнаем.68) Обстановка
бесконечных придворных злодеяний создавала почву для самых невероятных
слухов. Между тем при кончине Грозного присутствовали лишь Борис
Годунов и Богдан Бельский, которые могли сказать правду, а могли утаить
одну из страшных тайн дворцовой жизни. Но по существу дела это не столь
уж важно. О. А. Яковлева считает вероятной причастность Бельского и
Бориса к смерти Ивана IV, так как царь хотел развести Федора с Ириной
Годуновой, что пагубно отразилось бы на судьбе обоих фаворитов.69) Если
подобные соображения могли иметь место относительно Бориса, то
благополучие Бельского зависело в первую очередь от жизни его
высочайшего покровителя, и вряд ли Богдану имело смысл ее укорачивать.
Но... чего не бывало при дворе Ивана Грозного!
Сохранились
немногочисленные, но яркие характеристики внешнего облика и духовного
склада Ивана Васильевича Грозного, принадлежащие перу современников
этого незаурядного, но не воздержанного в своих страстях исторического
деятеля России XVI столетия. Создан М. М. Герасимовым и скульптурный
портрет царя. Ясно выраженная асимметрия (левый глаз, ключица и лопатка
значительно больше правых), тяжелый орлиный нос потомка Палеологов,
брезгливо чувственный рот придают Грозному неповторимо отталкивающий
вид. В начале XVII в. кн. С. И. Шаховской пишет: «Царь Иван образом
нелепым, очи имея серы, нос протягновен и покляп; возрастом (ростом. —
А. З.) велик бяше, сухо тело имея, плещи имея высоки, груди широкы,
мышцы толсты; муж чюднаго разсуждения, в науке книжного поучения
доволен и многоречив зело, к ополчению дерзостен и за свое отечество
стоятелен. На рабы своя... жестосерд велми и на пролитие крови и на
убиение дерзостен и неумолим».70)
Побывавший в России имперский
посол Д. Принц в 1576 г. писал, что царь «очень высокого роста...
большие глаза... у него постоянно бегают и все наблюдают самым [99]
тщательным образом. Борода у него рыжая, с небольшим оттенком черноты,
довольно длинная и густая, но волосы на голове, как большая часть
русских, бреет бритвой». По Одерборну, Грозный был высок ростом, силен,
крепок, пропорционально сложен. У него были маленькие, но сверкающие
острые глаза. Выглядел он страшно, как мужественный воин. Природа
наделила его острым умом и редкой памятью. Челобитья сам принимал и их
перечитывал. Самый незначительный человек мог явиться к нему с
челобитьем на несправедливо действовавших правителей. Эту
характеристику почти повторил шведский агент в Москве П. Петрей. Царь,
по его словам, «был горд и надменен... отважен и дерзок, хитер и лукав,
имел... наружность, как у сердитого воина; он смеялся только во время
опасности и великого бедствия... От природы получил он сметливую и
умную голову и хорошую память». Сходное описание Ивана IV дает и
датский посол Я. Ульфельд. Для английского посла Д. Флетчера Иван IV
«человек высокого ума и тонкий политик». Видел Грозного и Д. Горсей. По
его мнению, царь «был приятной наружности, имел хорошие черты лица,
высокий лоб, резкий голос. Настоящий скиф, хитрый, жестокий,
кровожадный, безжалостный».71)
Изощренная жестокость Грозного
достаточно хорошо известна. Тяжелое сиротское детство, самоуправство
Шуйских наложили отпечаток на всю жизнь царя Ивана, лишив его какого бы
то ни было доверия к подданным. Мнительность царя дошла до патологии.
Он считал, что все его подданные — «воры», «состоят в заговоре с
поляками и крымцами».72)
О причудах Грозного современники
рассказывали всевозможные истории. Так, якобы получив в подарок от шаха
Тахмаспа слона, царь по утрам обучал его становиться перед ним на
колени, прокалывая тонким железным лезвием кожу на лбу слона. Поняв
безнадежность своих попыток, он приказал рассечь его на части. Однажды
царь пригласил к себе бояр и дворян, а когда, напившись, они стали
«всяким глумлением глумитися, овии стихи пояше, а овии песни воспевати,
и собаки звати, и всякия срамные слова глаголати», велел их речи
«писати тайно». Утром протрезвевшим царским гостям их речи были
предъявлены, что вызвало у них удивление (и, наверно, испуг). В другой
раз Иван IV послал своих людей на торг, где они также тайком записали
разговоры обывателей. Когда [100] записи прочли царю, то он «удивишася
мирскому волнению».73)
Храбрость у Ивана IV соседствовала с
паническим страхом. Он малодушно стремился во что бы то ни стало к миру
с Баторием. Страх перед Девлет-Гиреем побуждал Ивана IV простаивать «на
берегу» Оки в ожидании нападения с юга либо гнал его на север под
защиту крепких монастырских стен. Страх перед собственными подданными
заставлял «грозного» царя то укрываться за стенами Александровской
слободы, то возводить укрепления в собственной столице, то отстраивать
новую крепость на севере — Вологду, то готовиться к бегству за море.
Тем
не менее это был проницательный политик, по-своему понимавший сложные
внешне- и внутриполитические задачи России. Грозный боролся со
старицким князем Владимиром и его окружением, что на деле означало
осуществление настоятельной потребности упрочения единства русских
земель. Он много сделал для развития экономических отношений со
странами Востока и Запада, а это отвечало насущным интересам широких
кругов феодалов. И вместе с тем, воспитанный в обстановке
княжеско-боярских распрей, Иван IV черпал средства и формы борьбы с
противниками из арсенала прошлого, что наложило отпечаток архаики на
его деятельность.
В борьбе за жизненно необходимые для России
выходы к главным в то время путям сообщения — морским — правительство
царя Ивана не добилось успеха. Ему не удалось дипломатическим путем
создать коалицию реальных союзников в войне за Ливонию. Грозный
надеялся на эфемерные связи с государствами (в частности, с Англией),
не проявлявшими в то время достаточной заинтересованности в прочном
политическом союзе с Россией. Осознавая цели своей деятельности,
определенные всем предшествующим развитием страны, Иван IV часто не мог
найти к ним верного и надежного пути. Его, пожалуй, можно сравнить с
неумелым лоцманом, знающим место назначения корабля, но упорно сажающим
его то на мель, то на незаметный риф.
На заре самостоятельной
деятельности Иван IV умел ценить талантливых и самобытных сподвижников.
Но мнительный характер и обостренное чувство собственного величия
неизбежно приводили его к разрыву с теми, кто искренне и настойчиво
проводил наиболее дальновидные мероприятия. [101]
Грозный был
фанатично религиозен. В юные годы он выучил наизусть множество
библейских и евангельских преданий, заботился о сохранении и упрочении
порядка церковных служб и благоустройстве церквей. Считая себя
наместником бога на земле и возглавляя монашеское «братство»,
занимавшееся беспощадным уничтожением «крамолы», Грозный многословно и
напыщенно защищал чистоту православной веры от протестантов и
католиков, сочинял церковные каноны, обличал монахов
Кирилло-Белозерского монастыря с яростью, достойной истинного
реформатора. Искореняя «крамолу» и укрепляя свою власть как помазанник
божий, он вместе с тем составлял синодики для поминовения умерщвленных
по его велению жертв.
Своеобразный писатель, Грозный любил живое
слово, пробивавшееся в его сочинениях искрами истинного таланта сквозь
шелуху церковно-нравоучительной словесности. Его политические
представления отличались сумбурной смесью обветшавших церковных учений
и непомерно гипертрофированных представлений о собственной роли как
вершителя судеб подданных.
Иван IV был сыном блистательного, но
жестокого века, когда бурное развитие гуманистических теорий совпало с
истреблением тысяч инакомыслящих во время религиозных войн и с
деспотическим правлением взбалмошных монархов. Это было время тиранов,
убежденных в неограниченности своей власти, освященной церковью; оно
порождало моральных уродов, прикрывавших маской ханжества и
религиозности безграничную жестокость к собственным подданным.
Полубезумный
шведский король Эрик XIV запятнал себя не меньшим количеством убийств,
чем Грозный. Французский король Карл IX участвовал в беспощадной резне
протестантов в Варфоломеевскую ночь 24 августа 1572 г., под покровом
которой была уничтожена добрая половина французской аристократии.
Испанский король Филипп II с удовольствием присутствовал на бесконечных
аутодафе на площадях Вальядолида, где ежегодно сжигалось по 20-30
представителей наиболее родовитой испанской знати. Папа не уступал
светским властителям Европы. Гимн «Тебя, бога, хвалим» был его ответом
на события Варфоломеевской ночи. Европейские монархи XVI столетия,
эпохи формирующегося абсолютизма, не [102] уступали друг другу в
жестокости. Грозный отличался от них лишь тем, что стал вдобавок ко
всему сыноубийцей.74) В последние годы жизни Ивана Грозного можно
обнаружить у него постепенный, но неуклонный процесс распада личности,
ускорившийся после смерти царевича Ивана.75) Психически неполноценными
были дети Грозного — Федор и Дмитрий. Болен был «падучим недугом» его
дальний родич И. М. Глинский. После смерти старшего сына Грозный почти
устранился от реальной политической жизни, проводя дни в молитвах и
строя планы, далекие от действительности. Но жизнь шла своим чередом.
«Период сумасбродств Ивана»76) нанес сильный удар по царистской
психологии народа. Совпав с резким усилением крепостничества, он сыграл
заметную роль в подготовке взрыва классовой борьбы, который привел в
конечном счете к гражданской войне начала XVII в. [103]
Источник: http://annals.xlegio.ru/rus/zimin/zim6_03.htm |
| Категория: Иван Грозный | Добавил: rhistory (15.02.2009)
|
| Просмотров: 17898
| Рейтинг: 2.5/4 |
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи. [ Регистрация | Вход ] | |
 | |  |
|
|
